Что в жизни нам дорого...

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

В деревне старушка осталась вдовой, И не с кем теперь поделиться бедой, А дети разъехались все по домам, Сказав, между прочим: поехали к нам. Ты домик продай и хозяйство свое, У нас будешь жить, мы имеем жилье, Тебе создадим мы хороший уют, Не нужен тебе казенный приют. Послушала мама и все продала, А деньги подальше она убрала: «Я их испытаю, подумала мать, Пока что про деньги я буду молчать». Решила с отдачей их не спешить: «Как мать я ж могу и без денег прожить? И если без денег я детям нужна, То можно и после отдать. Не беда. И мало ли что ждет меня впереди? Вот только не знаю к кому жить идти – И дочь хороша, хороши сыновья, Была у нас дружная прежде семья. Со временем все измениться могли, Возможно, любовь позабыли они? Как нежно ласкала, ночей не спала, Но я ж от них денег тогда не ждала. Приехала к Мише, он принял ее, Про деньги пока не спросил ничего, Но чуть пожила, и стал Миша другой, Его не узнать, стал совсем как чужой. «Сыночек, скажи, что случилось с тобой Поведай как в детстве, не скрой, дорогой? Ну что пристаешь? Ведь работа, дела, Пошла б ты к Марии и там пожила». «Мише я не нужна, уж ясно теперь, Коль хочет закрыть за мною он дверь, А как еще доченька примет меня? Ведь очень ласковой в детстве была». Мария не приняла тоже ее: «К Ивану иди и живи у него». Знать деньги нужны, а мать не нужна!» И мать со слезами к Ивану пошла «Ты деньги давай! Я машину куплю! Возможно, относишь их в церковь свою? Не в гости приехала, здесь будешь жить, Обязана нам за квартиру платить. Детей ты обязана наших глядеть, Не думай от этого что-то иметь, Прошли времена - ты хозяйкой была, Теперь нам во всем подчиняться должна. И рот свой, смотри, закрывай на замок И выучи это, как на домашний урок, Потом я программу составлю тебе, Для памяти будешь носить при себе. Что можно сказать, а где промолчать, Как снег ты свалилась на голову, мать! Соседям с улыбочкой молча кивай Им благодушный вид создавай. Нас здесь уважают, ты это пойми И авторитет нам не подорви, Та ж не современная, стыдно нам, мать! Ну ладно. Про деньги давай толковать» «А что ж не спросил, есть они у меня?» «Куда ты их дела? Ты ж все продала?» Пойми, мать, - без денег ты нам не нужна». И мать на вокзал со слезами пошла.

Сидит на вокзале и плачет, грустит, Напротив полковник с женою сидит. И с болью сердечной глядит на нее, Застенчиво все же спросил у нее: «Мамаша, скажи, поделись ты со мной, О чем обливаешься горькой слезой? Кто мог так обидеть согбенную мать?» (Что деньги имеет, решила молчать) «Да с детками здесь я немного жила. Сказали: «Без денег ты нам не нужна» Я думаю, разве здесь дело в деньгах? Жестокости стало уж много в сердцах». Полковник жену свою подозвал И в кратких словах он ей все рассказал. И с нежностью он обратился к жене: «Может возьмем мы старушку к себе? Недавно я маму свою схоронил, Безмерно и нежно ее я любил, Померкло вокруг, мир весь стал не такой, Пойдем, нам вместо мамы родной». «Пойду! - я согласна с желаньем твоим, Но прежде пойдем с вами к детям моим, Не буду корить их, не стану рыдать, Имею я нечто им только сказать». Пришли и собрали детей всех к столу: Сказала им мать: «Я от вас ухожу. Для этих людей я теперь буду мать, Вот им я хочу свои деньги отдать!» «О-о-о-о!» – с восклицанием вырвался вздох И жадно смотрели на тот узелок, И ссориться стали, виновных искать, По чьей же вине покидает их мать? Но тот человек перервал этот «бой»: «Вы можете их разделить меж собой. Вам деньги нужны, а мне нужная мать! Не будет она у меня горевать». Ушла мать с людьми от детей навсегда. И Богу молилась о детях всегда. Там с ней обращались, как с мамой своей, Создали без денег условия ей. А дети терзаются грешной душой, Теперь их навеки покинул покой, Не рады деньгам и не мил белый свет И деньги «прошли», и матери нет… Сегодня читаю этот стих для детей, Кто ныне имеет живых матерей. Пусть Бог для очей им подарит прозренье, Чтоб жать не пришлось им посев с сожаленьем. И пусть удалит Бог от них своеволье, Иначе их ждет такая же доля. Пусть стих этот будет всем добрый урок, Ведь больно от матери слышать упрек. А если сколь ночей не спала Она для детей уже все отдала!

©

[reva554]

А что далеко ходить , живёт у нас ( на дачах ) баба Соня лет не знаю но далеко за 60 , сын продал свою квартиру  и её и уехал куда то на Ставрополье со словами потом заберу ( 3 года забирает ) , поселил её на 6 сотках в домике 5 на 4 правда газ есть но отопления не было ( сделали с мужиками с улицы  за день под гармошку и веселье ) сейчас она у нас  достопримечательность местный околоточный , ключи у ней оставляем котов и кошек местных кормит , уважение безмерное к человеку , кстати денег не берёт  категорически .

[Sergej1]

МКС - Зачем оно мне?

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Мы живем пока работаем и летаем...

Геннадий Ивановичч Падалка отправляется в годовой полет на МКС (27.03.2015) и жалуется, нахера оно ему это все надо...

 

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

[Sergej1]

Дочь олигарха: «Везде лучше чем в рашке»

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Муса Бажаев — олигарх. Гражданин России. Прославился тем, что на торжества по случаю своего 50-летия потратил 250 миллионов рублей. Чтобы наш врач заработал 250 миллионов рублей, он должен пахать 1041 год.

На днях дочь Мусы Бажаева, путешествуя по Америке, сделала в соцсетях заявление. Заявление гласит: «Везде лучше чем в рашке».Увидев это, я — возможно, впервые в жизни — подумала: «В некоторых случаях лицемерие — лучше правды».

Не верю, что это говорю я — та, кто всегда за правду — но я говорю: «Лучше бы мажорка соврала».

Ну, не любишь ты Россию. Не ценишь её несмотря на то, что она тебя кормит и оплачивает твои скачки по миру.

Бабло-то твой папочка делает в столь презираемой тобой «рашке», чтобы ты — чеченская принцесса — смогла сыграть свадьбу в Монте-Карло в платье стоимостью в 20 миллионов рублей (83 года работы российского врача).

Наверное, разумнее было бы — хотя бы лицемерно, хотя бы на словах — отнестись к стране, которую олигархи ограбили и поставили на колени, пусть и с мнимым, но уважением.

Наш народ может многое проглотить. Он терпелив и, увы, забит. Но плевки 20-летней девки, чей папаша, как и всяких олигарх, этот народ доит, мы не простим.

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Строил-строил Путин охамевший олигархат по стойке «смирно». Вроде, построил. Но тут подросли детки, которые в своей наглости, в своём хабальстве оставили папенек далеко позади себя.

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

[Sergej1]

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Виталий Чумаков1

Моя дорогая бабушка лучшую свою половину жизни провела в Российской империи. Она была благородного происхождения, красива, хорошо образована и наслаждалась жизнью. В 17-м году она потеряла мужа, всё своё состояние. Чтобы выжить, ей пришлось выйти второй раз замуж за украинского мужика, жить в селе и научиться доить корову.

Моя мать родилась за пять лет до революции, которая перевернула всю жизнь семьи по материнской линии. Отца я не помню.Был он из служащих. Погиб на Ленинградском фронте в 1943 году. От него осталась лишь одна фотография. Брат моей бабушки и мой двоюродный дядя были репрессированы и погибли. Я рос в семье, где не было мужчин.

Был очень хилым и чудом выжил. Побывал дважды на фронте. Первый раз он прокатился над нами, когда Красная Армия отступала на восток. Так мы оказались в оккупации. Второй раз увидел фронт, кода наши шли в обратном направлении. Помню немцев. Один был весёлый. развлекался тем, что брал девчонку за косы и поднимал её над бочкой с водой. Моего старшего брата брал за ноги, приподнимал и опускал головой к самой воде. У него шапка свалилась в воду и он заплакал от обиды.

Я не испугался, когда такую же операцию он проделал надо мной, потому что у меня шапка была подвязана у подбородка на тесёмке. Помню, как моего брата один проходящий фриц больно ударил, когда брат спросил у него: "дядя немец, вы фашист?" Я не знал этого слова и очень удивился, почему этот немец так рассердился и стукнул брата. Когда я у него спросил, что значит "фашист", брат, вытирая слёзы, сам стукнул меня. У матери я уже не решился спрашивать.

Мать знала немецкий язык, и он помог ей. Когда её хотели вместе с другими во время облавы угнать в Германию, она объяснила офицеру, что у неё на руках двое маленьких детей и старуха мать. Тот сжалился, сказал "гут" и отпустил её. Жили тем, что мать по сёлам распродавала домашние вещи, которые можно было обменять на продукты. Нас немцы выселили из хорошей квартиры в село Демеевка, теперь это окраинный район Киева.

 Жили очень плохо. Однажды мать принесла кулёк с макаронами. Мы сидели и спичками удаляли из них червячков и жучков. Ждали, когда придут наши и кончатся наши муки.

Я ещё был курсантом Высшего Военно-Морского училища и стал кандидатом в члены КПСС. Тогда же и женился на хорошей девушке. Она работала и ждала меня, когда я раз в неделю мог прийти на свидание. Она тоже знала почём фунт лиха, пережила блокаду в Ленинграде. Её мать осталась одна с малолетними сыном и дочерью, когда отец умер от истощения на заводе прямо у станка. Он делился своей рабочей пайкой с семьёй и не выжил.

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Ждала, когда проходил морскую практику дальнего плавания. Став лейтенантом после окончания училища нас распределили не на флот, а по сухопутным воинским частям. Так захотелось Н.Хрущёву. В Армии мы оказались ни к селу и ни к городу. Через четыре года я демобилизовался старлеем по сокращению штатов. У нас родилась уже дочь. Пришлось жизнь начинать опять с нуля.

Днём работал простым инженером в НИИ, вечером учился в университете, ночами подрабатывал вахтёром. Без аспирантуры и научного руководителя защитил кандидатскую диссертацию. Подрабатывал вечерами техническими переводами с японского языка. Не скажу, что жизнь была лёгкой, но я был полон сил и надежд, что стану ещё и доктором наук.

Но здесь случилась для меня беда. Я почти повторил судьбу моей бабушки. В одночасье я лишился всего, что с таким трудом и упорством приобрёл. Мои знания математики и японского оказались не востребованы. Я потерял работу, когда рухнул Союз. Я потерял страну, которая мне дала всё для успешной жизни. И никуда не выезжая, оказался за границей с русофобским режимом страны пребывания. Чтобы выжить, распродавал на базарах домашние вещи, торговал на улице сигаретами.

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Я оказался из тех "совков" которые не вписались в новую капиталистическую жизнь и ушёл в подполье своего существования.

Стою на обочине, той жизнью озабоченный, а мимо пролетают мерсы и тойоты..."А рельсы-то, как водится, на горизонте сходятся". Только мне со своей советской родиной уж никогда сойтись не придётся. Но она навсегда прописалась в моём сердце.


Я прошу, хоть ненадолго,

Грусть моя, ты покинь меня,

Облаком, сизым облаком

Ты полети к родному дому,

Отсюда к родному дому.


Берег мой, покажись вдали

Краешком, тонкой линией,

Берег мой, берег ласковый,

Ах, до тебя, родной, доплыть бы,

Доплыть бы хотя б когда-нибудь. (с)


Чтобы хоть на старости лет почувствовать себя счастливыми

Извините, Вам не разрешено просматривать этот текст. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

[Надежда]

ЭТО МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

Я мало что помню из детства, но тот Новый год не смогу забыть никогда…

В нашей семье было восемь детей: три мальчика и пять девочек. Самой старшей из нас тогда только исполнилось шестнадцать. Отец вкалывал, как он выражался, по шестнадцать часов в сутки, то есть если он и бывал дома днём - всегда спал как убитый, и даже криками такой оравы детей его было не разбудить. Мама же работала сутки через двое, но ей приходилось ходить пешком в город, поэтому большую часть времени за нами присматривала сестра. Я не очень любила эти дни: Тома совершенно не умела готовить, поэтому кормила нас какой-то непонятной жижей, а ещё всё время ругалась. Сейчас я понимаю, что она брала на себя огромную ответственность и ругалась не на пустом месте, а для того чтобы мы не покалечились и ничего не сломали.

Несмотря на то что родители усердно работали, денег в семье было мало, поэтому ни о каких подарках на Новый год не могло быть и речи. Но всё же была у нас традиция, которая делала этот день праздником. В последний день каждого года мы всей семьёй готовили сахарное печенье и огромный куриный пирог. Не слишком роскошно, но лучшего мы не знали, поэтому радовались этой предновогодней готовке, как великому чуду…

Мне было семь. В тот год в начале осени моей подруге подарили собаку: такой маленький комочек шерсти. Как же я завидовала! Я знала, что у нас нет денег ни на собаку, ни на еду для неё. Я прекрасно это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Я закатывала истерики, отказывалась есть и ходить в школу. Маме было тяжело переносить это, она пыталась со мной поговорить, но это, разумеется, было бесполезно. Тома поступала проще: она отвешивала мне затрещину, и пока я не начинала реветь от обиды, строгим голосом говорила, что денег нет, и отправляла в комнату. Странно, но это работало. Вот только не на долго.

Помню, однажды сестру это окончательно вывело из себя. Она схватила меня за руку, привела к своей кровати, достала из портфеля красивый листочек и сказала писать письмо Деду Морозу, чтобы желание сбылось. Тогда я, полная энтузиазма, пошла на кухню, взяла с подоконника чернильницу с пером и принялась старательно вырисовывала каждую букву. Получилось очень криво, но я все равно была безмерно счастлива. Сестра обещала подписать конверт, и я успокоилась. С того дня и до самого Нового года я не устраивала истерик. А мама, кажется, очень удивилась этому.

Заканчивался декабрь. Нарядные ёлки, гирлянды в магазинах, огни на окнах домов. В воздухе витал дух приближающегося праздника. От кондитерских на всю улицу пахло имбирным печеньем и корицей. Эти предновогодние дни всегда были моим любимым временем… Я всё чаще вспоминала о своём письме и надеялась на чудо.

Наконец наступило тридцать первое. Время подходило к одиннадцати, а Томы всё не было. Мама беспокоилась, у неё всё валилось из рук, тесто не поднималось, печенье пыталось подгореть. В какой-то момент я начала понимать, что праздник испорчен. И вот когда я уже почти заревела, в дверь кто-то постучал. Мама кинулась в прихожую, а мы всей гурьбой стали выглядывали из кухни. Интересно же!

Это была сестра: вся в снегу, без шарфа и шапки. А на улице стоял такой мороз, что её волосы побелели. Помню, как она стучала зубами. Она протянула маме коробку из-под обуви вместе с тряпичным пакетом и что-то прошептала. А мама тяжело вздохнула и отнесла всё это в свою комнату. Мы тогда были так удивлены, что Томе не досталось за позднее возвращение, я до сих пор помню то чувство зависти и обиды.

Мама вернулась, Тома присоединилась к нам – и готовка пошла. Мы не замечали, как шло время…

И вот наступил Новый год. Самый лучший, самый первый день года! Играло радио, трещал огонь в печи. Мы веселились и танцевали, уничтожали печенье. Родители о чём-то ворковали в углу стола. Мы понимали, что под ёлкой подарков нет и даже не глядели в ту сторону. Мама всегда говорила, что Дед Мороз не может найти наш дом, потому что живём в глуши. И мы верили. Хотели, конечно, чтобы он смог найти дорогу, но ничего не могли с этим поделать. Были бы гирлянды, украсили бы дом снаружи, чтобы Дедушка точно нас нашёл.

И тут кто-то из ребят, не помню точно, может, Толик, может, Витюша, завопил во всё горло: «Тут подарок! Подарок!» И правда, под самой ёлкой лежали горы, как нам тогда казалось, дорогих по тем временам конфет и какая-то коробка, а рядом – следы Дедушки Мороза – шишки, клочок белой бороды, растаявший снег и длинное письмо. Как же мы тогда обрадовались: сам Дед Мороз нашёл наш дом!

Мы позвали Тому, чтобы она прочитала нам письмо вслух. Честно говоря, я не помню, что там было, но коробку поручили открыть мне. Что я и сделала. А там… внутри… был котёнок. Маленький живой котёнок! Он пах молоком и так сладко мурлыкал. Конечно, я мечтала о собаке, но этот комочек показался мне во много раз лучше любой собаки. Я носилась с ним весь вечер и много лет после этого.

Воспитывать кота мне помогала подружка – счастливая обладательница собаки, так что он у меня лаял как собака и гонял соседских псов… И мячик приносил!

Лишь повзрослев, я поняла, что кот и конфеты под ёлкой были подарком сестры для нас, малышей. Я поняла, сколько тогда она трудилась, чтобы сделать нам такой праздник. И что кормила она кота на свою стипендию. Я не раз благодарила её с тех пор. И не только за тот праздник - за всё, что она для нас делала.

А правнук того Бутуза, вон он, каждое утро приносит мне тапки и урчит на дверь. Ну что, неси поводок, пошли погуляем! ©

[Dovf]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

[Надежда]

Своя стая

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

«Своих» людей узнаешь мгновенно – к ним не нужно приноравливаться и долго узнавать, чтобы полюбить. «Своих» чувствуешь сразу, как сердечную боль, и не важно, где и как происходит эта встреча. Ты вдруг просто понимаешь, что вы – одной крови, и с чужаком этим можно разделить свой хлеб, и с ним можно разделить свой бой, и если вы когда-нибудь станете врагами, то это будет честью, а не бедою. Я очень люблю людей, которым никогда не позвоню в три часа ночи и не попрошу забрать меня на такси. Я очень дорожу теми, кто никогда не обратиться с подобной просьбой ко мне. Потому что знаю: моя стая не просаживает деньги в кабаках, когда им плохо, – они идут в зал или бегут на пять километров больше, а чаще всего – просто что-то делают с тем, что сделало им плохо, но уж точно не сидят и не ноют о том, какие все кругом мудаки и меркантильные суки. По вере дается, понимаешь? По твоей вере, по той, что у тебя внутри. Они – опора. Те самые разрозненные точки координат, по которым ты уверенно строишь свой график. Это люди, с которыми безопасно, с которыми можно быть голой, быть пьяной, которых хочется с нежностью целовать в макушку и обнимать. Они не будут проверять тебя на прочность, лояльность, верность, не будут считать тебя Богом и даже в мыслях никогда не давать упасть. Они знают, что ты – обычная, очень, на самом деле, обычная и простая, и болит тебе там же и так же, как болит и где больно всем. И поэтому они будут беречь тебя, так же, как будешь беречь и ты их: «Если надо – скажи, я приеду» – «Очень надо, но это еще не край». Стая не семья – ее ты выбираешь самостоятельно. А очень часто – она выбирает тебя сама. Потому что ты дорастаешь до того круга людей, с ритмом сердца которых совпадает и твой собственный. И вам не нужно долго и много говорить, чтобы понять: вам точно будет друг с другом комфортно. Потому что он, этот другой, он как ты. …только не ты.... ©

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

[Надежда]

История одной семьи

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

Больница – скорбное место. Здесь каждый день сталкиваешься с человеческой болью, несчастьем, а зачастую и со смертью. Именно поэтому медики – люди циничные. Если принимать к сердцу страдание каждого пациента – так и с ума сойти недолго.
Но были истории, от которых пронимало даже самых зачерствевших медсестер с сорокалетним опытом хирургии и реанимации.

Однажды в разгар жаркого летнего дня 1997-го года в приемную с шумом и сиреной привозят женщину. Работницу из соседнего с городом колхоза. Во время сбора сена она упала с самой вершины высоченного стога, повредила позвоночник и вообще её жизнь под большим вопросом. Реанимация, травматология, из областного центра по вызову главврача едет для консультации какое-то местное врачебное светило – ибо случай сложный.

Пациентка, к слову, обычная колхозная тетка. Некрасивое лицо со следами постоянной работы на улице и злоупотреблением алкоголем, расплывшаяся фигура. Я, честно говоря, думал, что ей лет пятьдесят. Но, заглянув в историю, понял, что на полтора десятилетия ошибся.

Проходит несколько дней. Пациентку переводят из реанимации в травматологию. Готовят к серьезной операции. И вот однажды вечером слышу со двора голоса. Выглядываю в окно. У больницы мнется мужичок в стоптанных кирзовых сапогах, драных штанах и давно нестиранной рубашке. Небритое лицо, красный нос в прожилках вен. Мужичок складывает рупором ладони и кричит:

- Скажи, с Машкой все в порядке! И Витька помогает! А корову соседка доить приходит!

В окне палаты на втором этаже мелькает санитарка тете Валя, кивает головой и исчезает внутри.

«Что за сарафанное радио?» - удивляюсь я. Иду в палату.

А там лежит та самая пациентка с травмой позвоночника. К окну она сама подойти не может, вот тетя Валя и бегает между ней и мужем.

- Тетя Валя, а чего товарищ в приемные часы не пришел?

- Так не может он, - сопит санитарка. – Работает, да за детьми смотрит. И сейчас еле добрался. Последний-то автобус в деревню уже ушел – ему обратно пятнадцать километров пешком топать.

Каюсь, совершил я должностное преступление. Одел мужичка в халат и провел окольными путями в палату к жене. Он бросился к парализованной, за руку схватил и застыл. Нас тетей Валей, как ветром из палаты сдуло. Людям поговорить надо. А мы тут лишние.

И ведь что удивительно. На вид – типичная деревенская семейка, где употребляют оба, а когда не поделят бутылку – дерутся с применением холодного и деревянного оружия. Нам последствия таких семейных посиделок каждую ночь привозили. Оба в возрасте, оба далеко не поэты серебряного века. И вдруг такие чувства!


Минут через двадцать мужичок из палаты вышел, утирая слёзы рукавом. Мы постояли с ним, покурили. Он рассказал, что дочери их Маше – пять лет, а старшему Витьке – десять. И живут они душа в душу, скоро стеклянная свадьба.

- Выпиваем, конечно, в деревне без этого никуда. Но я свою Дашку никогда даже пальцем не тронул! И детей люблю больше жизни! – мужичок рассказывает, а у самого горло от волнения перехватывает, в глазах – слезы. – Слушай, что врачи говорят? Ходить будет?

Я пожал плечами. Мне-то откуда знать. Мужичок голову опустил и поплелся домой в деревню. Пятнадцать километров по темноте.

Первая операция прошла не слишком удачно. Травма была тяжелая, с повреждением нервной ткани. Пациентка не встала. Начали готовить её к переезду в столицу, а там уж специалисты самого высокого класса.

Все это время мужичок от жены не отходил. Вечером придет с работы, детей накормит, с животиной разберется – и на последний автобус, к нам в город. Проводили мы его в палату, там он за женой ухаживал. И на судно её посадит, и помоет. И поворочает, чтобы пролежней не было. От пролежней, кстати, не спаслись. Так мужичок освоил у медсестер массаж и помогал.

Несколько раз привозил детей. Чумазую шумную Машку, не по годам серьезного Витю.

Вся больница про мужичка знала. Зав.отделением делал вид, что не замечает нарушения режима. Медсестры подкармливали, санитары пару раз оставляли ночевать в своей каптерке, когда он слишком уж засиживался. Соседки по палате умилялись и украдкой плакали в подушки. Они-то знали, что травмы тяжелые и пациентка может уже никогда не встать с постели.

Но мужичок не унывал. Таскал врачам какие-то промасленные свертки, главному помог с барахлящей машиной. А когда пришло время ехать в столицу – оставил детей на бабушку и поехал вслед.

Через пару месяцев, уже в начале зимы, парочка вернулась к нам. Похудевшие, замученные, но глаза у них горели все тем же чувством. Операция была на этот раз удачной. Предстояли долгие месяцы реабилитации уже на базе нашей больницы, а потом и дома. Так мужичок свою жену на руках носил. А в январе приехал на председательском УАЗике со снятыми задними сидениями, погрузил супругу и увез домой.

Провожать их вышло полбольницы. Наши железные медсестры украдкой всхлипывали. Собрали им немного денег, кое-что из необходимых медикаментов, бинты для перевязки. Мужичок смущенно благодарил. ©

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь

[ALENA]

гости не могут видеть изображения , пожалуйста зарегистрируйтесь или авторизуйтесь